Мальчик рисовал членистоногих роботов, умещая их на белых полях журнала, между текстом и глянцевыми фотографиями, а Мяч лежал рядом с ним на кожаном диване - теплый, укрытый курткой - и словно подталкивал его руку. Мальчику хотелось рассказать о пластилиновых героях, которых он рисовал, но история, едва начавшись, спотыкалась о насмешливую снисходительность матери. Уже знакомая брезгливая складка появлялась на ее лице всякий раз, когда он заговаривал об отважных роботах, или о воздушном бильярде, или о пиратах из мультфильма, который они смотрели с отцом. Но больше всего маме не нравился футбольный Мяч, который мальчик принес домой в прошлое воскресенье. Это началось давно, три месяца назад, когда однажды папа не пришел домой вечером, а потом стал жить на другом конце города, в новой квартире, где мальчик побывал только однажды. Там на стене висел огромный черепаший панцирь, и чужая красивая женщина угощала мальчика вкусным тортом, а в чай наливали молоко. Мальчик не понимал, почему папа уехал, откуда взялся черепаший панцирь и почему мама разлюбила футбол, но знал, что задавать эти вопросы взрослым не имеет смысла.
-Что меня безумно раздражает - он ничего не хочет объяснять, - говорила мать своей новой подруге, оглядываясь на мальчика и понижая голос, как часто делала в последнее время. - Сказал ребенку, что у него много работы, поэтому теперь он будет жить отдельно от нас. Это нормально?
- Может, оставил лазейку, чтобы вернуться? - поливая соусом рисовые колобки, предложила новая подруга матери, тоже взглянув на мальчика. - Похож на тебя - копия. От отца вообще ни-че-го. Мать покачала головой.
- Просто он делает так, как ему удобно. А на ребенка наплевать.
Подруга матери обратилась к мальчику с застывшей, неискренней улыбкой:
- Мамины глазки. Правда, у тебя мамины глазки?
Мальчик молча перевернул страницу журнала и потихоньку прижал к себе Мяч. Он снова чувствовал в словах и жестах матери необъяснимую, непонятно откуда взявшуюся неприязнь, почти ненависть к отцу.
Вокруг них сидели жующие люди, мимо столов сновали официанты, и здесь мальчик сильнее ощущал беспричинное, несправедливое отчуждение, вдруг возникшее между ним и его близкими. Заноза обиды, застрявшая где-то внутри, подступала к горлу комком слез, беспокоила его своей готовностью прорваться наружу.
- А лошадь можешь нарисовать? - спросила подруга матери, поправляя свои длинные черные полосы.
- Зачем? - спросил мальчик, предчувствуя здесь какой-то подвох.
- Ну, не знаю. Все дети любят лошадей.
- Я не люблю, грубо сказал мальчик. - Я люблю футбол.
Он заметил, как застыл взгляд матери, как она сжала губы. Он чувствовал себя виноватым, но не стал просить прощения. Вместо этого он придвинул к себе журнал и крепче сжал ручку.
Теперь ему хотелось рисовать футболистов. Мячу понравилась эта идея. Мальчик знал, что Мяч - живой, иногда они разговаривали, но чаще обходились без слов. Мяч заключал в себе тайну.
Рисуя робота-футболиста, поврежденного выстрелом из межгалактической пушки, мальчик отвлекся от разговора взрослых. Выстрелы не уничтожали роботов, но позволяли перепрограммировать, чтобы из врагов они превращались в помощников. Думая об этом, мальчик перемещался в мир компьютерной игры - там все было понятней, чем в реальности, которая в последние месяцы вдруг стала непереносимо трудной. Но, переставая рисовать, он снова возвращался на свое место за ресторанным столиком, видел мать, слышал ее зудящий обиженный голос и наблюдал, как ее новая подруга равнодушно макает в соус рисовые колобки и жует тонкими накрашенными губами.
- Смотри-ка, робот Пушкин! - почему-то удивилась и засмеялась подруга матери, скосив глаза на изрисованную страницу журнала.
"Это робот и пушка", - хотел поправить ее мальчик, но решил не тратить усилий на бесполезные разъяснения.
- Сам научился писать, - негромко сообщила мать. - Читает. Никто его не учил, представляешь?
"Папа учил, и еще мы учим буквы в детском саду", - собирался возразить мальчик, но снова промолчал, чувствуя, что матери не понравится это объяснение. Он знал, что взрослые не любят, когда им возражают, особенно когда они лгут.
Рисовать мальчику уже надоело. Он соскучился сидеть в ресторане, теплый Мяч словно подталкивал его в бок: гулять, гулять. Мальчик начал снимать кофту, но мать остановила его:
- Не раздевайся, мы сейчас уже пойдем.
Подруга матери торопливо допивала кофе, отсчитывала деньги. Мать тоже достала кошелек.
Мальчик и Мяч первыми выскочили на улицу, там уже было темно, накрапывал дождь. Мяч спрятался под его рукав. Но когда они повернули на проспект и увидели развешанные над проезжей частью гирлянды огоньков, мальчик обрадовался праздничным украшениям, и Мяч выскользнул из-под мышки, запрыгал по мокрому тротуару.
Мальчик рванулся вперед, чуть не сбивая с ног прохожих. Мать догнала его, схватила за руку. Она говорила тихо и быстро, и в каждом звуке шипела и вспыхивала раскаленная ненависть.
- Ты что, не понимаешь?! Я устала, у меня тяжелый рюкзак! Я же предупреждала! Зачем ты взял этот Мяч?!
Мальчик захныкал, жалея себя, снова всем своим существом чувствуя обиду. Он тоже вдруг разлюбил Мяч, отбросил его на траву газона. Мать достала пачку бумажных салфеток, вытерла руки мальчика, его испачканную куртку. Потом с отвращением подняла Мяч с газона, брезгливо обтерла, сунула в руки мальчика. Мальчик снова бросил Мяч.
- Я тоже устал! Зачем мы сидели в этом ресторане?! Я хочу домой! Надоело, не хочу этот Мяч!
В последнее время он все чаще не мог удержать в себе внутренний бунт - упрямился, спорил, нередко плакал из-за пустяков. Истерикой можно было много добиться от бабушек, но мать только злилась, тоже кричала, доводила себя до слез. Как ни странно, это начало происходить еще до того, как отец ушел от них, и до того, как появился Мяч. Тогда отец говорил, что женщины многого не понимают, и теперь мальчик все чаще находил этому подтверждения. Мать не любила пластилиновых роботов, не понимала тайный язык футбола, ненавидела Мяч и больше не хотела, чтобы отец вернулся к ним.
Подруга матери подняла Мяч с газона, вытерла и хотела отдать мальчику, но он не взял. Он успокоился и побежал вдоль освещенных арок торговой галереи. Он увидел витрину с игрушками, надолго замер перед ней. Затем мать взяла его за руку, и все вместе они направились в сторону площади. Мальчик снова взял Мяч, спрятал под куртку. Удивился, что тот был холодный и молчаливый, но не придал этому значения.
Они вышли на площадь, где стояли запряженные в карету лошади с умными, грустными, вечно опущенными глазами - им словно было стыдно за кого-то. Мальчик подумал: наверное, тоже за взрослых людей. От лошадей пахло странно, и мальчик не мог понять, нравится ли ему этот запах. Он хотел посоветоваться с Мячом, но Мяч почему-то не ответил.
- А лошадь так и не нарисовал, - вспомнила новая подруга матери.
В эту минуту чужой папа с чужой девочкой на руках закружил, завертел своего ребенка и, не заметив прохожих, толкнул. Все произошло так внезапно, что мальчик не сразу понял, в чем дело. Он увидел Мяч уже далеко на дороге, в просветах под днищами проезжающих машин. Доли секунды хватило, чтобы он понял - Мяч не простил ему предательства.
Огромный грузовик подмял бело-черную круглую голову.
Мальчик кинулся к дороге, мать догнала его, схватила за шиворот - шарф больно врезался в шею.
- Они убили! Они убили мой Мяч!! - закричал мальчик и уткнулся лицом в живот матери. Горе огромной невыносимой тяжестью обрушилось на него, и мать почувствовала это, обхватила руками его голову.
- Ну что ты, что ты? Это же просто мячик! Ради бога, перестань!
Чужая девочка стояла рядом и совала ему в руку свой воздушный шарик - некрасивый, маленький, желтый.
- Возьми, мальчик, возьми... Мне не жалко.
Мальчик оттолкнул ее руку. Он ненавидел ее и ее большого усатого папу, который стоял рядом с растерянным видом; ненавидел лошадей, и продавщицу мороженного, и памятник, который стоял на площади.
Но тут подруга матери села на корточки и сказала:
- Почему ты думаешь, что Мяч умер? Я сама видела, он поднялся в небо и полетел.
Слезы внезапно высохли.
- Куда? - вытирая лицо рукавом, спросил мальчик.
- Не знаю. Может быть, в теплые страны? Ветер сегодня холодный, северный. Значит, он унесет твой Мяч прямо на юг.
- В Бразилию? - догадался мальчик, вспомнив панцирь гигантской морской черепахи.
- Ну конечно, в Бразилию! - обрадовалась мать. - Ведь туда улетают все футбольные мячи.
Мальчик сразу поверил в это. Ему показалось, что он и сам видел, как Мяч вылетел из-под колес и взметнулся в небо.
- А знаешь, какая есть счастливая примета? - Мать всплеснула руками. - Я и забыла про нее.! Если Мяч улетит от тебя на этой площади, нужно очень быстро загадать желание, и оно обязательно сбудется!
- Да, точно! Есть такая примета! Я тоже об этом совсем забыла., - подтвердила подруга матери. - Нужно загадать желание, пока Мяч летит на юг.
Мальчик застыл на месте, пораженный этой мыслью: а вдруг мяч уже долетел или опустился на землю? Нет, Бразилия далеко, хотя нужно было торопиться, и он обрадовался, что мать и ее подруга вовремя вспомнили о счастливой примете. Хорошо, что настоящее, важное желание сразу пришло ему на ум - ведь еще полгода назад он загадал бы какую-нибудь детскую, настоящую ерунду.
Потом они шли держась за руки, на площади и пели:
Никогда вы не найдете в наших северных лесах
Длиннохвостых ягуаров, броненосных черепах.
Но в солнечной Бразилии, Бразилии моей
такое изобилие невиданных зверей!
- Только никому не рассказывай про это желание, иначе оно не сбудется, - сказала новая подруга матери, прощаясь с мальчиком на автобусной остановке.
- Как тебе повезло, что Мяч улетел от тебя именно на этой площади! - говорила мать, пока они ждали автобуса. - Это такая удача! Редко бывает.
Мальчик ощущал радость так же полно и глубоко, как несколько минут назад он чувствовал боль невозвратимой потери. Он думал о том, что Мяч сейчас, наверное, летит уже за облаками, устремляясь в далекоое и полное приключений путешествие. Потом он представил, как Мяч опускается на теплый прибрежный песок среди цветущих кустов и раскидистых деревьев. Тут же ему пришло в голову, что Мяч убежал от него вовсе не от обиды. Просто он тоже знал об этой примете и о волшебной площади. Мяч улетел, чтобы исполнить его желание.
Когда они с матерью сели в автобус, мальчик устроился возле окна и приложил нос к холодному стеклу. Теперь думая о футбольном Мяче, летящем по небу в теплые страны, он снова чувствовал грусть.
Когда они проезжали мимо площади, ему показалось, что он увидел на дороге под колесами округлое пятно - светлое, испещренное черными пятнами, словно шкура бразильского ягуара. Но мальчик зажмурился и снова стал думать о далеких жарких странах, о роботах, о школе, об огромной морской черепахе и прочих важных и занимательных вещах.

Ольга Погодина-Кузмина